01 декабря 2017

Виктор Дулин: «Дети и подростки, как правило, не теряются – они сбегают».

Как отыскать человека в глухом лесу? Почему дети бегут из дома и можно ли это предотвратить? Об этом и многом другом поговорили с координатором поисково-спасательного отряда «Liza Alert», Виктором Дулиным.

Как я оказался в отряде? - это очень простая история. Я сидел, читал, случайно увидел в Твитере призыв приехать на помощь. Пропал ребенок в поселке Нахабино, я был на даче, ехать мне было ровно три минуты. Я сел в машину, приехал. Сказал: «Здравствуйте, я Виктор. Чем я могу помочь»? Мне сказали – мы сейчас осматриваем подъезды. Пошли осматривать. Утром девочка нашлась. Просто пробежались по всем подъездам в Нахабино и нашли ее. Так и остался в отряде.

Я не психолог, не могу сказать, что мотивирует оставаться в отряде. Я думаю, что это глаза людей, которым удалось помочь. Когда приезжаешь в какое-нибудь дальнее и глухое садовое товарищество – там стоит бабушка лет 80, у которой пропал дедушка того же возраста, а то и старше. Она с этим дедушкой попрощалась уже давно, потому что никто к ней так и не пришел на помощь (в лучшем случае – участковый), и никаких движений не происходило. А тут вдруг среди бела дня, но в основном ночью приезжаем мы и выводим этого дедушку живым и здоровым. И глаза бабушки – самая большая плата за тот труд, который мы делаем.

Мы за прошлый год обработали порядка 6900 заявок. На каком-то этапе у всех, кто достаточно много и долго работает в отряде, происходит профессиональная деформация – начинаешь работать спокойней, с холодной головой. Не остываешь, нет, опытнее становишься, профессиональней.  Ты стараешься отрицательные случаи просто не помнить, чтобы сохранять в норме свою психику и мотивацию. Что касается положительных случаев, то поскольку 85% людей, обратившихся в первый день, мы находим, это уже такая череда событий, что запоминать каждое, наверное, не имеет смыла. Это идет общим фоном, положительным и радостным.

Найти человека - это огромная работа, большое число задействованных людей. Это не просто собрались мальчики и куда-то побежали. Существуют достаточно серьезные технологии, практика, наработанная годами, строго соблюдаемые регламенты. Очень многих подростков, к примеру, мы находим, вообще не выходя из дома. Через социальные сети, благодаря консультациям психологов, которые помогают определять тип их личности. Потом вычисление поведения этих подростков, попытка установить контакт. Договоренности с ними, которые мы впоследствии стараемся выполнять, чтобы они вышли на связь и вернулись к родителям.

С прошлого года у нас работает очень интересная группа «Лес на связи». Когда наш специалист выводит человека из леса. Наш специалист вообще из дома не выезжает, он из любой точки России может вывести человека из леса, если у того есть работающий телефон. Он связывается с потерявшимся человеком, определяет его местоположение, исходя из того, что он видит, что может рассказать. Использовать можно, что угодно, даже след самолета. Человек видит этот след на небе и можно посмотреть расписание самолетов, которые летают в этом районе и понять, что такой-то борт пролетал над таким-то квадратом в такое время. Подобных приемов достаточно много. Скажем, человек шел по лесу, увидел столбик, на столбике написаны какие-то цифры. Человек об этих цифрах ничего не знает, а это столбик лесного хозяйства. И когда он цифру вспоминает или возвращается к этому столбику и называет ее, становится понятно, где он находится. Но в самом начале важно просто успокоить человека, объяснить ему, что все под контролем. Затем сориентировать его на местности, самому сориентироваться. Дать ему соответствующие указания, правильно его развернуть и проконтролировать его проход. Сделать так, чтобы не села батарейка у его телефона и так далее.

Очень здорово нам помогает отряд «Ангел». Это пилоты со своими бортами, со своими вертолетами. Они поднимаются в воздух, «потеряшка» их видит, сообщает об этом по телефону, и они понимают его координаты. Если не получается приземлиться, они всегда могут сбросить ему воду, спички. А самое главное – передать координаты поисково-спасательному отряду. Если мы знаем координаты – вывести его из леса уже дело техники. Очень много людей так вытащили и, главное, быстро. В нашем деле время порой решающий фактор.

Понятно, что есть сложные случаи, когда люди без телефонов, и информация пришла не в первый день, и родственники не знают, куда ушел человек. Тогда поиски могут продолжаться и день, и два, и три, и месяц…У нас нет какой-то строгой формулы, когда именно мы прекращаем поиски. Есть медицинские показания: сколько человек, к примеру, может прожить в лесу без еды, воды.

Каждый поиск – это всегда отдельная история. Нет шаблона. Лес – очень разный и прежде всего потерявшиеся люди – очень разные. У них разные характеры, физические данные. Нельзя сказать, что мы вчера были в этом лесу и искали здесь бабушку, а сейчас мы здесь ищем дедушку, и дедушка находится примерно там же. Ничего подобного. Дедушка отличается от бабушки. Да и от другого дедушки тоже. Понятно, что есть разные регламентированные ситуации, которые нужно учитывать и регламент, который необходимо соблюдать, но каждый новый поиск – это новая история ее не уложишь в строгие рамки.

Многие спрашивают, если ребенок вовремя не пришел домой, когда начинать бить тревогу и предпринимать активные действия по его поиску? Немедленно, как только вы поняли, что ребенок пропал. Все зависит от графика ребенка. Вы же знаете, что этот ребенок гуляет час, а этот три, а этот во столько-то должен вернуться из школы. Как только что-то выходит из более-менее нормального распорядка дня вашего ребенка, волноваться нужно начинать сразу и звонить нам, в полицию и так далее. Почувствовал что-то не то – позвони.

Очень частая история, когда родители начинают волноваться и сами бегут искать ребенка на улицу. И вот они восемь часов пробегали, а когда стемнело, наступила ночь – тут они звонят: мы искали, но не нашли. Звонить нужно сразу! Это не означает, что мы приедем сразу, все-таки мы не скорая помощь, но, по крайней мере, у нас будет информация и работа уже начнется. Мы принимаем заявки, не обращая внимания на то, как давно потерялся ребенок. Пропал полминуты назад, звоните – мы уже начинаем действовать.

Но вообще хочу сказать, что дети и подростки, как правило, не теряются – они сбегают. А причин этому множество: плохие оценки в школе и боязнь наказания, неразделенная любовь, чрезмерный родительский контроль, когда просто передавили. Если ребенка лишают своей частной жизни и собственного мнения, в этот момент он начинает все это ненавидеть. Частая история - неблагополучные семьи, когда ребенку на улице просто тупо лучше, чем там, где он живет.

Довольно сложно отследить, что ребенок готовится к побегу. Это, конечно, можно сделать, если вы им интересуетесь, но, как правило, ребенок собирается от вас бежать как раз потому, что вы им не интересуетесь. А если ребенок передавлен контролем, то побег обычно происходит спонтанно. Такие побеги проще отследить. Спонтанно принятое эмоциональное решение не является подготовленным и его легче просчитать. А когда человек готовится, там уже есть логика, и не всегда ее легко понять.

Тут еще вот какая проблема -  родители плохо знают своих детей. В 100% случаев. Они видят только ту часть, которую ребенок им показывает или хочет показать. А что не хочет – не показывает. И поэтому когда мы разговариваем с родителями, мы всегда перепроверяем информацию, которую они дают. Часто информация бывает ложной. Не потому, что родители специально нас обманывают или что-то пытаются скрыть – они видят лишь то, что показал им ребенок. Они другого и не знают. Это просто жизнь. Иногда спрашиваешь мнение отца о его сыне, и это мнение часто не совпадает с мнением мамы, бабушки, дедушки. Потому что каждому из них он показал что-то свое. То, что хотел показать. А сесть вчетвером и собрать всю эту мозаику в кучу многие просто не в состоянии. Во-первых, не догадываются об этом. Во-вторых, не считают нужным. Да к тому же на это просто нужно время – собрать всю семью, со всем этим разбираться. Подобные вещи выясняются, как правило, вот в таких критических ситуациях.

 

 

Мы далеки от экстрасенсорных вещей и не связываемся с экстрасенсами. Наша практика показывает, что они, как правило, попадают пальцем в небо. Как координатор я провел очень много поисков, и ни разу не было, что они угадывали. Здесь нет чудес – только отработанные жизнью технологии и достаточно большая наука. У нас проходит очень много обучающих семинаров и для детей, и для родителей, и для вновь пришедших поисковиков. Картография, навигация, радиодело, в обязательном порядке врачи рассказывают нам, как оказывать первую доврачебную помощь. Это и психологическая подготовка для общения с родственниками, и различные организационные навыки: умение руководить людьми, коммуницировать с ними. Мы ведь сотрудничаем не только с поисковиками, но и с разными службами: с МЧС, с полицией, со Следственным Комитетом. 

Вообще, что касается сотрудничества с государственными структурами, то у нас были разные периоды. По закону кто должен координировать поисково-спасательные работы? – полиция. Но у полиции нет штата на это. Я сейчас про лесной поиск прежде всего говорю. У полиции больше возможностей в городе – тут они в своей стихии - они могут смотреть камеры, пробивать билеты и много чего еще делать, но у них нет людей. Поэтому они очень неохотно принимают заявления о пропаже. Конечно, когда пропадает несовершеннолетний ребенок до 12 лет, они включаются, работают и хорошо работают. А вот с теми, кто старше – уже просто нет возможности. То есть по закону, они должны руководить поисками, но по факту руководить некому. Нет знаний, нет опыта, нет оборудования.

Неизменно возникает вопрос – а кто тогда координирует поисково-спасательные работы? Тут приезжаем мы, какие-то гражданские люди, начинаем проявлять какую-то активность… На уровне негласных договоренностей все обычно принимают нашу помощь, но формально у нас такого права нет. Другое дело, что нам никто и запретить не может. Бывали случаи – приезжали какие-то сумасшедшие люди в погонах, начинали орать:

-Кто вы, что вы здесь делаете?!

- Да грибы собираем.

А сами отходили в сторону и продолжали поиски. Они не могут нам запретить находиться в лесу, оснований нас задерживать тоже нет – мы ничего не нарушаем.

Но сейчас какое-то понимание пришло. Последние два года государственные структуры достаточно охотно идут на сотрудничество, особенно МЧС, полиция, СК. Начали работать вместе, обмениваться опытом, проводить совместные учения. Есть серьезные подвижки по отношению к нам. Если первые годы все отмахивались, кричали, чтобы мы не мешали, то сейчас мы говорим уже о том, что готовы транслировать наши технологии и наработки непосредственно в государственные органы и с их стороны есть желание это воспринимать. Мы на сегодня готовы выступать не просто как помощники, а насладить серьезное, профессиональное обучение людей и сотрудников.

Может быть, впоследствии удастся согласовать каких-то людей из нашего отряда, чтобы они имели возможность обратиться в любую государственную структуру. У сотрудников соответствующих служб будут их фамилии и они будут понимать, с кем именно имеют дело. Тогда будет проще скоординировать совместные действия, наладить обмен информацией.  Сейчас ищется эта формула. С другой стороны, чиновники хотят принять закон о волонтерах, а мы очень этого не хотим. Волонтеры все очень разные и не очень понятно, как их можно регламентировать. Скорее всего, этот закон помешает работать по-человечески.

Ну и второй момент – если поисками будет руководить кто-то со стороны, он должен действительно обладать серьезными знаниями и тогда отряд будет видеть – да, этот человек понимает, что он делает. А то вот был у меня случай  - приезжают люди в генеральских погонах, строят всех в цепочку по триста человек и гонят их месить чернозем по полям… Просто слов нет! Вроде взрослый человек, большой начальник! Они же умрут через 500 метров, потому что ночью был дождь. Взял и из поисковых работ выкинул 300 человек!

Мы стараемся держаться в стороне от денег, документооборота, счетов. Как только все это появится, это позволит давить на нас с той или с другой стороны. А сейчас мы просто частные лица и давить можно на одно конкретное частное лицо, но не на весь отряд.

Кроме того, мы не хотим обвинений и каких-то подозрений, потому что действительно работаем не за деньги. Не хочется, чтобы какой-нибудь чумовой перец (я стараюсь избегать, как вы видите, резких выражений) сказал потом, что мы кого-то искали за деньги. Мы не берем деньги ни с бедных, ни с богатых, ни с родителей, ни с бабушек, ни с дедушек – никогда и ни в каком виде. Единственная помощь, которую мы получаем и радостно принимаем – это любое оборудование для отряда: фонари, рации, бумага и так далее. Человек взял свои деньги, сам пошел купил, сам это принес. Все.

Хочется отметить, что очень многие стремятся нам помочь. Я бы даже сказал, что до прихода в отряд был о людях худшего мнения, чем сейчас. Отклик на уровне простых людей и на уровне нижнего и среднего звена государственных служб просто замечательный. Местами даже утрированный. Когда мы на улицах опрашиваем людей – мы закрываем ориентировку и показываем только фотографию. У многих возникает такое желание помочь, что читая текст, они пересказывают то, что в этом тексте написано, а не то, что видели на самом деле. Такое замещение происходит. Чтобы это исключить, мы показываем только фотографию, и если человек утверждает, что да, похож, уже можно расспрашивать об описании.

Нельзя людей за это осуждать, это нормально. Особенности человеческой психики. Вот произошел какой-то инцидент, его видели пять человек, и у всех будут разные показания. Все они будут видеть разное. Потому что люди разные, психотипы разные, точки, где они находились и под каким углом видели картину – тоже разные. Даже цвета будут разные: кому-то привидится синий, кому-то желтый, а кому-то зеленый.

Сейчас, после выхода фильма Звягинцева «Нелюбовь», интерес к «Liza Alert», конечно, вырос. О нас узнало много людей. Хотя там же прототип отряда – там нет нашей рекламы. Но надо сказать, что Звягинцев снимал эту поисковую историю с привлечением наших консультантов, и его артисты очень много ездили с нами на поиски. То, что в фильме происходит – очень близко к действительности, отлично там играет парень-координатор. Но надо понимать, что это кино. Это очень урезано, очень компактно. Это частичка нашей работы и очень незначительная. Процентов десять, все остальное осталось за кадром.