10 января 2017

Лиза

Лиза, Лизочка… Почему ты не приходишь больше? Почему не отзываешься? Я стал не нужен, как и всем вокруг?… Видишь, я распахнул окно, и ветер треплет мои волосы? Видишь, мне все равно, что будет со мной, если тебя не станет. Мне не нужна жизнь без тебя, Лиза… Мне вообще ничего не нужно без тебя… Вернись, прошу… Вернись, любимая моя. Я хочу снова обнять тебя, моя королева, мой ангелочек, моя самая лучшая… Неужели тебе все равно? Неужели ты будешь равнодушно взирать на то, как я прощаюсь с жизнью?

 

Смотри же, я стою на подоконнике. Один шаг и меня не станет… Откликнись, Лизонька, откликнись, умоляю… Ты решила, я недостоин тебя? Я исправлюсь, обещаю. Счастье мое, я стану таким, как ты хочешь. Только скажи, что ты здесь, что снова придешь… Я подожду, я готов ждать, сколько нужно. Только приходи, не оставляй меня одного, Лизонька, не оставляй ради Бога… Ради всего светлого, что есть на этом свете, не исчезай… Я не смогу жить без тебя, мой ангелочек, Лизочка, Лиза… Я люблю тебя. Слышишь, люблю! Я никого не любил так, как тебя! Один шаг и меня не станет, Лиза. Появись, солнышко мое, пожалуйста. Ты так нужна мне…

***

Вам, наверное, не терпится узнать, кто я? «Уродец», «Страшило», «Квазимодо»… Именно так вы наказывали меня. Что, забыли, не помните? А вот я помню. И всегда помнил. Каждое слово, каждую усмешку, каждую кривую улыбочку. Как пальцами тыкали мне вслед, как смеялись и корчили рожи! И вас, брезгливых, я помню тоже. Как разбегались в стороны при моем появлении, как подальше уводили своих детей и запрещали им со мной общаться. Впрочем, они и не стали бы. Они боялись меня. Вы все меня боялись, ненавидели. Вы все жаждали моей смерти… 

Проклятый кипяток… Он обварил все мое лицо и большую часть тела… В тринадцать лет я превратился в чудовище… Всего лишь день назад я гулял с друзьями по улицам. Всего лишь день назад я был участником музыкальной группы. Всего лишь день назад я мог улыбаться… Улыбаться, понимаете? Нет, вам не понять… Не понять, каково это, жить в уродливой маске из обгоревшего куска мяса заместо лица… Не понять, когда лучшие друзья вдруг брезгливо отводят взгляд, не понять, когда прохожие шарахаются в стороны! 

Чертовы люди, вы только и можете, что тыкать пальцами, когда я иду вам навстречу… Это вы подговорили директора выкинуть меня из школы, чтобы я не мозолил глаза вашим деткам… Таким красивым деткам, с нормальными человеческими лицами, с глазами и ушами, с улыбками и красными щечками… А меня, обгоревший кусок мяса, вы предпочли выкинуть вон…

 

Знаете, что тяжелее всего, когда ты безвылазно сидишь дома? — Смотреть в окно… Когда твои ровесники бегают и смеются, когда приглашают на свидания девчонок, ходят в кино и на концерты, и ты видишь, как другие ежедневно реализуют за тебя все твои мечты. А любовь, о которой так много читал… Но все это так и останется сказками, обычными словами, расположенными на бумаге в определенном порядке. Будь прокляты эти авторы, пишущие о свиданиях под луной, прогулках на лодке, безудержной страсти и телячьих нежностях. Может, они сделали это специально, чтобы подразнить, вызвать зависть? Стали бы они писать про луну и лодку, если бы хоть раз увидели меня? Их вывернуло бы наизнанку. 

И ведь ничего не изменится. Никогда! Не будет ни девушек, ни любви. Вообще не будет. Ни сейчас, ни через год, ни через десять лет, понимаете? Даже проститутка упадет в обморок от одного моего вида, а уж вы, чистые и благородные, капризные и избалованные, требовательные фифичоки в мини-юбках и топиках, взглянули бы на меня? Не с жалостью или страхом, а как на нормального мужчину, который может нравиться и вызывать интерес? Никогда… Я даже не успел бы открыть рот, как вы бы уже исчезли. Ведь я обгоревший кусок мяса. «Уродец», «Страшило», «Квазимодо» или как там еще вы называете меня? Чертовы люди… Понимаете ли вы, что такое жить, не живя? 

Даже родители стали меня чураться. Из надежды и опоры я вдруг превратился в обузу. Они старались меньше разговаривать со мной, перестали звать гостей и даже слова любви произносили как-то равнодушно, отстраненно, будто бы по привычке. Так я остался один. Совсем один. То есть вообще один, понимаете? Мне было не с кем поговорить, не с кем поделиться своей болью. И она копилась во мне. Час от часу, день ото дня. Копилась и иногда выплескивалась наружу. В эти минуты я плакал, иногда орал до хрипоты, разбивал вдребезги посуду, а затем резал осколками свою уродливую плоть, словно пытаясь отомстить ей. Сделать себя еще уродливее, еще отвратительнее. Чтобы всех вас вытошнило, чертовы люди, чтоб всем вам стало еще поганее.

Жаль, я не мог убить себя. Хотел, но не мог. Не хватало смелости. Иногда родители приходили с работы и видели меня, измазанного в собственной крови, охрипшего и обессиленного, валяющегося на полу с осколком стекла в руках. Тогда они били меня ремнем и кричали, а иногда просто привязывали к кровати. Как-то вызвали врача, но и он побоялся подойти ко мне слишком близко. Даже врачу стало плохо от одного моего вида. Впрочем, он же был одним из вас, чертовы люди, одним из вас… 

Мне предстояло провести в одиночестве всю жизнь. Без любви, без дружбы, без общения. Сколько вы протянули бы в таких условиях? День, два, неделю? А всю жизнь? Представьте себе. Только на мгновение. Представьте, как от вас шарахаются в стороны, кричат на вас, обзывают, тычут пальцами, корчат рожи. Представьте, что вы можете появляться на улице лишь глубокой ночью, да и то, полностью закутавшись в тряпье, чтобы случайный прохожий не поднял крик и не разбудил весь дом. Представьте, каково это — чувствовать себя изгоем, никому не нужным и отвратительным, слабым и беспомощным. Так сколько вы протяните? Вряд ли и я смог бы продержаться долго. Я был близок к отчаянию, готовился сделать последний шаг и свести счеты с жизнью. Но однажды… 

Однажды я услышал ее. Это произошло ничем не примечательным серым утром. Родители ушли на работу, а я лежал на кровати, по привычке мечтая об избавлении. Я уже давно умолял Господа, чтобы он наградил меня смертельной болезнью или несчастным случаем, но он все тянул, словно никак не мог найти подходящего момента. А может, он специально издевался надо мной? Чего еще ждать от Бога, которого выбрали себе люди? 

- Эй, не плачь, — раздался вдруг тоненький девичий голосок.

- Я не могу плакать, — ответил я по инерции, даже не успев подумать, откуда исходит голос, — мои глаза и видят-то с трудом.

- Глупыш, твоя душа плачет…

Я вскочил с кровати и огляделся. В комнате никого не было, но тогда кто же говорил со мной? 

- Не ищи, — все равно не увидишь.

- Почему?

- Просто еще не время, — ответил голос.

- Когда же оно придет?

- Может, скоро, а может, и никогда.

- Но кто ты? Откуда? Как здесь оказалась?

- Меня зовут Лиза, а остальное неважно. Пока неважно…

Лиза, Лизочка… Я сразу влюбился в нее. Вы скажете, что нельзя влюбиться в голос? Глупцы… Вы просто никогда не слышали этот голос и вряд ли когда-нибудь услышите. Такой нежный, искренний, чувственный, будто игра на флейте… Тогда впервые за долгое время я обрадовался тому, что до сих пор жив. Тогда мой обгоревший кусок мяса заместо лица впервые сменил злобную гримасу на некое подобие улыбки…

Она стала частенько заглядывать ко мне, и день ото дня наши разговоры становились все продолжительнее…

- Почему ты все время грустный? – как-то спросила Лиза.

- А какой на моем месте была бы ты?

- Счастливой.

- Ты лжешь.

- Я никогда не лгу. Ты занимался музыкой, писал стихи, заметки для школьного журнала. Ты мог бы найти себе применение и сейчас. Разнообразить жизнь, наполнить ее смыслом, а не валяться на диване и проклинать окружающий мир.

- Да как? – закричал я, в первый и, наверное, в последний раз повысив на нее голос. – От меня все шарахаются в стороны! Меня ненавидят! Какие стихи, какие заметки!

- Но ведь их пишет не лицо и тело, а душа. Выйди за рамки оболочки, сковывающей тебя, пойми, что это не главное в человеке. Бетховен написал свою Девятую симфонию, будучи глухим. Чем ты хуже?

- Попробуй объяснить это людям вокруг!

- А зачем что-то им объяснять? Почему ты так зависишь от людских суждений, при этом так сильно их ненавидя? 

И правда, почему? Я не знал, что ответить Лизе. Она заставила меня задуматься. Может, я зря пытался свести счеты с жизнью и рано поставил на себе крест? Может, я еще на что-то способен? Нет… Конечно, все это глупости. Гадкому утенку никогда не превратиться в лебедя. Так бывает только в сказках, а в них я давно уже не верил. 

- Ну ты хоть попытайся, — предложила она.

- Не хочу. Это бесполезно, только расстроюсь понапрасну.

- Какой же ты упрямый! Просто жуть!

- Лиза, ведь даже ты страшишься меня, что уж говорить об остальных?

- Что за глупости!

- Конечно, я слышу лишь голос, но ни разу не видел тебя. Впрочем, я все понимаю. Кому приятно находиться рядом с уродом?

- Ты вовсе не урод! Ты красивый и очень добрый юноша.

- Я?

- Да, ты!

- Только не надо издеваться!

- А я и не издеваюсь. Я даже не замечаю твою внешнюю оболочку, она просто не существует для меня. Я вижу лишь суть. Твою глубокую душу, твой талант, весь свет, который живет у тебя внутри.

- Во мне уже давно нет никакого света.

- Ошибаешься. Ты просто внушил себе, что его нет.

- Фантазерка… Люди ненавидят меня, а я ненавижу их. Все донельзя просто. Они считают меня чудовищем, отвратительным, мерзким существом, ошибкой мироздания! И как ни обидно это признавать, они правы. Потому что они не страшатся гулять по улицам, веселиться, держаться за руки, танцевать, а я в это время сижу в четырех стенах и умираю от отчаяния. А если я вдруг высуну в щелочку свой нос и хотя бы один разок, мельком, взгляну на окружающий мир, вот так, вживую, а не через оконное стекло – они разбегутся или, что еще хуже, станут дразнить. И ты тоже одна из них, так что если тебе неприятно в моей компании – можешь исчезнуть. Я не хочу силой удерживать тебя.

- Твоя компания – самая приятная из тех, что у меня были. А чтобы тебе в голову больше не лезли всякие глупости, хочешь, я прямо сейчас перед тобой появлюсь?

- Конечно! – мечтательно ответил я.

- Тогда закрой глаза, а через минутку вновь открой их. 

Честно говоря, я ей не поверил. Думал, обманет, воспользуется моментом и навсегда исчезнет. Зачем я ей сдался? Девушке с таким чудесным голосом обрадуется любой мужчина. Я не спешил открывать глаза, не сомневаясь, что увижу лишь пустоту. Конечно, жизнь приучила меня к боли, но получить новую порцию от Лизы было бы вдвойне обидно. Это как нож в спину от лучшего друга. Да-да, за это время она стала мне лучшим другом, вернее даже не она – ее голос. А что вы хотели? До нее я разговаривал лишь с мухами, которые залетали в комнату или муравьями, оккупировавшими нашу кухню. 

Поэтому я стоял и молчал, и тогда она не выдержала первой…

- Эй, что ты замер, как истукан? Посмотри, я тут. 

И тогда я открыл глаза. Люди не придумали слов, чтобы описать то, что предстало перед ними. Представьте, что вы стоите на морском берегу и видите полную луну, представьте необитаемый остров с зелеными пальмами и манящий желтый песок, представьте младенца на руках у матери, белого коня, галопом мчащегося по прерии, вулкан, низвергающий в небеса горящую лаву… А затем нарядите все эти ощущения в самое роскошное платье, которое только может выдумать ваше воображение, наделите их ангельской улыбкой, зелеными глазами, тонкими пальцами и волосами до самых пят – даже тогда вы и близко не приблизитесь к образу моей Лизы… 

Я боялся пошевелиться – так и стоял с открытым ртом, как дурак, пока она вновь не заговорила со мной. 

- Эй, ты чего?

- Да нет, ничего, просто…

- Что? Скажи…

- Я люблю тебя. 

Сам не знаю, как решился признаться в этом. Слова будто случайно сорвались с губ, и в то же мгновение я пожалел о них. Как я мог забыть о своем уродстве, о том, что меня можно лишь презирать и ненавидеть, но никак не любить? Даже зеркала, казалось, скукоживались от отвращения, когда я проходил рядом, что уж говорить об этом чудном создании, о моей Лизоньке… Я замер, приготовившись услышать издевательский смешок или какую-нибудь ехидную фразочку, но вместо этого она произнесла совсем другое. 

- Я тебя тоже…

С этого момента моя жизнь изменилась. Я словно обрел второе дыхание, заново учился жить. Уговорил родителей купить мне дорогой одеколон и присмотреть модную рубашку в магазине. Вновь взялся за стихи, которые не писал уже очень давно. А еще я вдруг подумал, что окружающий мир не так уж и плох, ведь в нем существует мой ангелочек Лиза.

Она каждый раз появлялась неожиданно – просто открывала дверь в мою комнату, подбегала и нежно целовала в щечку. Мы болтали о всякой ерунде, иногда я читал ей стихи и коротенькие рассказы, которые писал по ночам, а она так искренне восхищалась ими, что порой мне казалось, будто все это лишь сон. Именно Лиза убедила меня отправить написанные произведения в литературный журнал, и каково же было мое удивление, когда их опубликовали! Это было невероятно! На меня, списанного со счетов, беспомощного калеку, обратили внимание. Не отмахнулись рукой, не отделались жалкой отпиской, а признали! 

Помню, в тот вечер я долго не мог уснуть – лежал на диване и думал о Лизе. Ведь это она дала мне силы жить, именно она вырвала меня из оков смертельной тоски и показала новый мир – не безрадостный и серый, в котором я существовал, а живой, притягательный, наполненный смыслом. Мир, к которому мне нужно было привыкать заново. Произошедшие метаморфозы заметили даже родители. Они стали чаще разговаривать со мной, интересуясь, почему я вдруг изменился. Но я ничего не сказал им про Лизу – это был наш с ней маленький секрет… 

Когда она появилась в следующий раз, я набрался смелости и пригласил ее на танец. Мы кружили по комнате, как сумасшедшие, а потом упали на кровать и долго не могли отдышаться. Потом Лиза рассказывала мне какие-то забавные истории и обижалась, что я не слушаю, а я просто смотрел на нее и радовался, что она рядом. С ней я даже не вспоминал о своем уродстве, а если бы мне в эту минуту кто-то напомнил о нем, я вряд ли бы поверил. Мне было слишком хорошо с моей Лизой, с моим единственным другом, ближе которого у меня никогда не было и вряд ли будет. 

Через месяц в нашем доме раздался телефонный звонок. Вы даже представить себе не можете, что за новость мне сообщили! Оказалось, я выиграл какой-то конкурс в литературном журнале, и мне нужно было явиться за главным призом – небольшой статуэткой и почетной грамотой. Конечно, я сразу согласился, и только через несколько минут понял, какую совершил глупость. Все чаще я стал забывать о своем уродстве, и это сыграло со мной злую шутку. Как же выйду из дома в светлое время суток, как появлюсь на людях? От меня будут шарахаться в стороны, станут показывать пальцем и дразнить. Нет, только не сейчас, когда я практически свыкся со своим новым положением, когда стал забывать о старой, никчемной жизни. Пусть лучше этот приз вручат кому-нибудь другому, а то еще пожалеют о выборе, когда увидят меня. Их наверняка перекосит от ужаса, они станут смущаться, отводить глаза… Нет, не пойду, лучше останусь дома. Никаких больше издевок и смешков! Хватит с меня! 

- Даже не вздумай сомневаться! – сказала Лиза, как только я рассказал ей о звонке. – Обязательно сходи туда!

- Ты что! Забыла, кто я такой?

- А кто ты такой?

- Посмотри на меня! На это обгоревшее лицо без единого живого места, на страшные шрамы и ожоги! Стоит мне выйти из дома – и ад вновь настигнет меня. Я не хочу туда возвращаться, мне так хорошо и спокойно здесь, с тобой.

- Ты должен вернуться к нормальной жизни, перестать бояться людей. Пойми, если ты себя не полюбишь и не примешь таким, какой ты есть – тебя никто не полюбит и не примет. Ты талантливый человек, у тебя появился шанс в жизни – используй же его.

- Но мое уродство…

- Да что ты зациклился на этом! Будь уверен в собственных силах, не акцентируй внимание на своих комплексах. На них никто не обратит внимания, если ты сам не дашь повода.

- Но я и раньше не давал поводов, а в ответ получал лишь смешки и издевки. Я могу появляться на улице лишь глубокой ночью, но не днем, Лиза. Только не днем!

- Не будет никаких издевок, если ты, как прежде, не станешь кутаться в шарф и озираться по сторонам своим затравленным взглядом и прекратишь всматриваться в людские лица, пытаясь найти в них хоть чуточку отвращения, чтобы удостовериться в своих страхах. Давай, соберись с духом и иди! Неужели тебе самому нравится быть затравленным зверьком и ютиться в норе? Выходи на поверхность, общайся с людьми, заяви о себе! Мужик ты или нет, в самом деле! Вперед! 

И вы знаете, я поверил ей. Просто не мог не поверить. Все-таки она была моим лучшим другом и вряд ли желала зла. И тогда я решился. И в с самом деле, ну выставят меня на посмешище, станут дразнить – так пусть. В конце концов, я к этому привык. Но ведь все может сложиться и по-другому. В моей душе теплилась надежда, что все будет хорошо, и этот факт сам по себе казался удивительным. Скажи мне кто-нибудь месяца два назад, что я осмелюсь появиться на улице средь бела дня – я рассмеялся бы ему в лицо. А сейчас я стоял в прихожей и одевался. Как будто и не было никакого обезображенного лица, как будто и не было унылого существования в серых стенах и мыслей о смерти, о которой я молил Господа, сжимая в руках осколок стекла… 

- Давай, ничего не бойся, — говорила мне Лиза. – А чтобы тебе не было так страшно, я пойду с тобой.

- Правда? Что же подумают люди, когда увидят меня рядом с такой королевой?

- Как что? Конечно, будут завидовать, — с улыбкой ответила она. 

Когда мы вышли из подъезда, я вновь почувствовал робость, но стоило Лизе взять меня за руку, как она моментально исчезла. Я брел по улицам, гордо подняв голову, и о чудо! Никто не косился на меня, не перебегал на другую сторону дороги, не кривился от отвращения. Мою внешность воспринимали, как нечто само собой разумеющееся, я и сам не верил в это! И Лиза… Она улыбалась. Ей нравилось идти рядом со мной, она нисколечки не смущалась. Это придало мне еще большей уверенности, и, когда мы оказались возле небольшого помещения, где мне и должны были вручать приз, я, казалось, вошел в него совсем другим человеком. Я больше не чувствовал, что отвратителен людям – это было так ново и неожиданно. И совсем не так сложно, как я думал раньше, от отчаяния и боли проклиная окружающий мир. Лиза вернула меня к жизни. Эта хрупкая девочка, этот ангелочек, пред которой не побрезговал бы пасть ниц самый изысканный кавалер, не испугалась обгоревшего куска мяса и сделала так, что его перестали бояться и другие. И прежде всего – я сам… 

Когда мне вручали приз – Лиза тоже стояла рядом и, несмотря на жуткое волнение, я все же сумел сохранить присутствие духа. Я больше не выискивал в людских глазах крупицы ненависти, да их и не было. Женщина, вручавшая статуэтку, улыбалась мне! И даже предложила стать штатным сотрудником литературного журнала! Невероятно! Как будто это был не я, а какой-то другой человек, как будто моя душа переселилась вдруг в тело сногсшибательного красавца, не имеющего недостатков. Но нет! Это был я. Но не тот, прежний, забитый и одичавший, боявшийся даже смотреться в зеркало, а уверенный в себе человек, для которого все в этой жизни только начиналось… 

Мы с Лизой напоминали двух сумасшедших. Оказавшись дома, мы прыгали по комнате, смеялись, шутливо пихали друг друга и болтали о всякой ерунде. Это было такое счастье – быть рядом с ней, держать ее нежные руки в своих и прикасаться к ним губами. Я был готов выполнить любой ее каприз, и даже если бы она сказала мне забраться на крышу и прыгнуть — я, не задумываясь, сделал бы это. Лиза заменила мне все – друзей, родителей, телевизор, газеты. Мне даже не хотелось тратить время на написание стихов – я лишь хотел быть с ней рядом и ничего больше. Лиза отвечала взаимностью – она все чаще задерживалась в моей комнате, исчезая минут за пять до появления родителей. Правда, знакомиться с ними, несмотря на все мои просьбы, почему-то не хотела. Может, считала, что это именно они породили во мне комплексы и страхи, может, руководствовалась еще каким-то соображениями. Мне было все равно. 

Однажды мы так увлеклись общением, что пропустили время прихода родителей, и, когда в замке повернулся ключ, мы вздрогнули от неожиданности. Но деваться было некуда – так или иначе, но я должен был представить их друг другу. 

— Нет, нет, — вдруг зашептала Лиза. – Придумай, что-нибудь, пусть они не входят сюда, спрячь меня…

- Чего ты так боишься? Не съедят же они тебя, — улыбнулся я, не восприняв ее слова всерьез.

- Пожалуйста, ты не понимаешь. Не нужно нам знакомиться….

- Лиза, не волнуйся, все будет в порядке…

- Сынок, а с кем это ты разговариваешь? – спросила мама, заходя в комнату.

- Познакомься, — ответил я, — это Лиза. Мой самый лучший друг.

- Какая Лиза? Где она?

- Да вот же, сидит на диване. Не обращай внимания, она немного стесняется. Лиза, а это моя мама.

- Здравствуйте – прошептала Лиза.

- Ну вот и познакомились, — сказал я и улыбнулся. – Надеюсь, вы поладите.

- Сынок, с тобой все в порядке?

- В смысле?

- Тут же никого нет, ты один в комнате…

- Мама, хватит шутить, она даже с тобой поздоровалась. Пойдем к столу, попьем все вместе чайку.

- Валентин! – закричала вдруг мама. – Валентин, скорее сюда! 

- Что случилось? – спросил отец, влетая в комнату.

- У него галлюцинации, он разговаривает с какой-то Лизой, — с ужасом сказала мама.

- Что? С какой Лизой?

- Что значит, с какой! – закричал я. – Это самый близкий мне человек! Папа, не вздумай сказать, что ты тоже ее не видишь! Она помогла мне поверить в себя, дала смысл в жизни. Дороже нее у меня нет никого, а вы смеете врать, что ее не существует!

- Я вызову врача, — строго сказал отец и бросился к телефону. Мама в тот же миг тоже куда-то исчезла. 

Я сидел в недоумении, не понимал, что происходит. Почему они не видят мою Лизу? Как такое возможно? 

- Лиза, объясни мне, что происходит?

- Я же говорила, не стоит мне знакомиться с твоими родителями…. 

А потом приехала какая-то врачиха и начала задавать всякие глупые вопросы. Счастлив ли я? Есть ли у меня друзья? Как часто меня преследуют видения? Вижу ли я сейчас свою Лизу? Да конечно, я видел ее! Она все время сидела рядом и крепко сжимала мою ладонь, умоляла не волноваться, говорила, что все будет хорошо. А затем эта докторша закрыла дверь и принялась шушукаться о чем-то с родителями. Но я все слышал. Я тихонько подкрался совсем близко к комнате, где они сидели, хотел понять, что у них на уме. 

- Скажите, а ваш сын с кем-нибудь общается? – спросила врачиха.

- Нет, — ответил отец. – У него нет ни одного друга. Он очень замкнут, ну из-за этого своего ожога…

- А у него никогда не было знакомой по имени Лиза?

- Нет, не было. Это совершенно точно.

- Что ж, окончательный диагноз поставим в больнице, но судя по всему, у вашего сына – шизофрения.

- Что! Но как такое могло произойти!

- Видите ли, трудно жить, ни с кем не общаясь, особенно в его возрасте. Он очень боится людей, но подсознательно тянется к ним, понимаете? Он придумал некую Лизу, которую совершенно не отталкивает его внешность. И эта девушка вырвала его из реального мира, полностью им завладела. Но он не понимает, что такой девушки нет, и никогда не было. Это лишь плод его воображения.

Тут я не выдержал. Как это выдумал? Как это никогда не было? Что она такое говорит! Я ворвался в комнату и кинулся к ней. Мне хотелось ударить эту лживую тварь, выкинуть ее прочь из нашей квартиры! Зачем она морочила голову моим родителям? Чего добивалась? Но отец не позволил. Он схватил меня и крепко держал, пока докторша звонила кому-то по телефону. Я пытался вырваться, пытался ударить эту сволочь, но не мог дотянуться, а потом в комнату вбежали санитары и сделали мне укол. Я почти сразу же отключился.

Пришел в себя уже в больнице. Здесь было мерзко и отвратительно. Врачи насильно кормили меня какими-то таблетками, полоумные пациенты не давали прохода. Они постоянно что-то клянчили, постоянно о чем-то шушукались за моей спиной и ржали, как лошади. Но самое страшное было то, что Лиза ко мне больше не приходила. Конечно! Кто по доброй воле захочет пересекать порог этой проклятой клиники. Но я не сдавался. Я звал ее, умолял вернуться, посидеть со мной рядом. Но она не слышала. А может, просто не хотела больше держать меня за руку, обнимать, танцевать со мной. 

Зато чертовы эскулапы старались не на шутку. Таблетки, таблетки, таблетки…. А потом уколы. Эта тетка, которая была у нас дома, время от времени наведывалась ко мне, но не одна, а с санитарами. Боялась. И правильно, что боялась. Я убил бы ее, будь у меня такой шанс. Ведь именно она виновата в том, что я оказался здесь. Именно она отняла мою Лизочку. Мерзкая тварь! Она еще смела утверждать, что я болен! Да я был нормальнее их всех! Это же надо сказать, что моей Лизы не существует! Это же надо, назвать моего спасителя шизофренией! Безжалостные ублюдки! Как я ненавидел их! 

Я не знаю, чем они пичкали меня. Не знаю, что давали глотать, силой открывая рот. Меня тошнило от их поганых лекарств, я постоянно чувствовал слабость, меня всего мутило! Иногда было так плохо, что я забывал звать свою Лизочку, но видит Бог, я всегда думал о ней. 

Ты слышишь, Лизочка? Я думал о тебе постоянно… Даже когда они заставляли отречься от тебя – я не отрекался. Когда говорили, что тебя нет – я не верил. Когда чертовы люди, что лежали со мной в палате, со своими слюнявыми рылами и трясущимися руками что-то бубнили мне – я знал, ради чего мучаюсь. Ради тебя, любимая. Я верил, что все это кончится, и вскоре я вновь увижу тебя. Лишь эта надежда помогла мне выжить в этом аду. Лишь благодаря ей я держался… 

Но они не унимались. Они продолжали твердить, что тебя нет, продолжали кормить таблетками. Родители, врачи, даже пациенты кричали, надрываясь от злобы: «ты болен, Лизы не существует. Это мираж, видение, галлюцинация»… И их было так много, Лизочка… А ты не приходила больше… И тогда…Однажды я сказал, что придумал тебя… Прости меня, Лизочка, но без твоей поддержки я не мог долго противостоять им. И я так сказал… Сказал, и даже сам ненадолго поверил. Поверил, что разговаривал сам с собой, что никогда не видел тебя, и это не ты держала меня за руку, не ты убедила пойти получать этот чертов приз. Прости меня, милая моя, прости, ангелочек, если сможешь. Я предал тебя, но меня заставили… 

И тогда они перестали быть злыми. Стали чаще со мной общаться. Они словно хотели заменить собою тебя, Лизонька. Словно хотели доказать, что я совсем в тебе не нуждаюсь! А родители! Они с роду со мной так не носились! От их бесконечных уси-пуси вяли уши, от их улыбок рябило в глазах. Они были готовы на все, лишь бы услышать, что я придумал тебя. И я решил сыграть по их правилам. Я говорил то, что им хотелось услышать. Что тебя нет. Я убеждал в этом и родителей, и врачей, и этих придурков вокруг с капающими изо рта слюнями. И я так часто повторял, что ты выдумка, плод моего воображения, что иногда и сам сомневался в твоем существовании. Думал, а может, тебя правда нет? Но в глубине души я знал, что ты есть. Что ты ждешь меня и скучаешь. Что тебе тоже не хватает наших бесед, танцев, объятий. Мне хотелось лишь одного, Лизонька – оказаться в квартире, куда ты опять сможешь приходить. Это был мой единственный план. Единственный шанс на спасение, и я цеплялся за него изо всех сил. 

Я вертелся, как юла, просчитывал каждое свое действие, каждое слово. Я безропотно жрал эти чертовы таблетки, пока врачи, наконец, не решили, что я полностью здоров. Сколько раз я врал всем вокруг, что тебя не существует? Сто, двести, тысячу? Мне кажется, даже больше. Когда мы с родителями сели в машину и поехали домой – только во время пути я повторил эту фразу раз пятьдесят. Чтобы они успокоились. Чтобы поняли – я абсолютно здоров. Но этого было мало. Мама взяла отпуск и строго следила за мной. Боялась, что я вновь начну звать тебя. Неужели они полагали, что я такой дурак? Каждый день на все их вопросы отвечал одно и то же – я выдумал тебя, не существует никакой Лизы, и не могло существовать... 

Наконец, они угомонились. Стали оставлять меня одного, как раньше. Но я по-прежнему не звал тебя. Боялся, что безумные врачи неожиданно ворвутся в квартиру, вновь станут орать на меня и насильно пичкать таблетками. Мне не хотелось возвращаться в клинику, не хотелось видеть мерзкие рожи пациентов, терпеть их попрошайничество и бездумные глаза. Меня тошнило от этих воспоминаний, выворачивало наизнанку. Один Бог знает, как тяжело мне пришлось. Бездушные люди хотели разлучить нас, милая моя. Они не знали, как хорошо было нам вместе. Ведь если бы не ты, я навсегда остался бы уродливым куском мяса, а с тобой я понял, что могу жить и радоваться жизни. С тобой я познал любовь, Лизочка. Любовь, о которой так много читал, но в которую никогда не верил. 

Но я не мог бесконечно бороться с собой. Однажды, обойдя все комнаты, выйдя на лестничную клетку и убедившись, что никого нет, я позвал тебя. Сначала шепотом, а потом все громче и громче. Я орал, как резаный, а потом падал от бессилия на пол. Но затем поднимался и звал тебя вновь. Но ты не отзывалась… Ты не хотела приходить. Может, устала ждать, может, просто нашла другого. А я все кричал и кричал, но все было тщетно. До прихода родителей оставался час. Охрипший, зареванный, с трясущимися от усталости руками, я знал, что должен привести себя в порядок, умыться, чтобы они ни о чем не догадались. 

Но мне было не до того. Я хотел к тебе. Хотел, чтобы ты пришла. И при этом так боялся снова оказаться в больнице, боялся, что меня снова сдадут туда, снова будут орать…. И мне придется врать, что тебя нет, видеть слюнявых ублюдков с потухшим взором… Нет, нет… Только не это. Я бы не выдержал этот ад по второму кругу. Не хотел страдать, потому что не чувствовал за собой вины, ведь разве любовь может считаться таковою? Я много читал в книжках, что это награда, высшая ценность, Лизочка… Но ты не приходила, а я должен был что-то предпринять, пока родители не увидели, в каком я состоянии… И тогда я понял, что даже если ты разлюбила меня, ты придешь, когда почувствуешь, как нужна мне. В этот момент я распахнул окно и забрался ногами на подоконник…

Лиза, Лизочка… Почему ты не приходишь больше? Почему не отзываешься? Я стал не нужен, как и всем вокруг?… Видишь, я распахнул окно, и ветер треплет мои волосы? Видишь, мне все равно, что будет со мной, если тебя не станет. Мне не нужна жизнь без тебя, Лиза… Мне вообще ничего не нужно без тебя… Вернись, прошу… Вернись, любимая моя. Я хочу снова обнять тебя, моя королева, мой ангелочек, моя самая лучшая… Неужели тебе все равно? Неужели ты будешь равнодушно взирать на то, как я прощаюсь с жизнью?

 

Смотри же, я стою на подоконнике. Один шаг и меня не станет… Откликнись, Лизонька, откликнись, умоляю… Ты решила, я недостоин тебя? Я исправлюсь, обещаю. Счастье мое, я стану таким, как ты хочешь. Только скажи, что ты здесь, что снова придешь… Я подожду, я готов ждать, сколько нужно. Только приходи, не оставляй меня одного, Лизонька, не оставляй ради Бога… Ради всего светлого, что есть на этом свете, не исчезай… Я не смогу жить без тебя, мой ангелочек, Лизочка, Лиза… Я люблю тебя. Слышишь, люблю! Я никого не любил так, как тебя! Один шаг и меня не станет, Лиза. Появись, солнышко мое, пожалуйста. Ты так нужна мне…

Но она не пришла, и тогда я понял, что случилось. Страшная догадка поразило мое сознание, и я с трудом удержался на подоконнике, судорожно хватаясь за раму. Лиза не придет, потому что ее больше нет. Потому что я убил ее, когда глотал эти таблетки, когда отрекался от нее и врал всем вокруг, что ее не существует. Это я, молившийся на этого ангелочка, уверявший, что она является моим лучшим другом и на коленях благодаривший за все, что она для меня сделала – это я убил ее. Убил, потому что был слишком слаб, чтобы сопротивляться окружающему миру – врачам, родителям, соседям по палате. Убил того, кого безумно любил. Убил, и даже сам не заметил как… 

Стояла тишина. Беспросветная и зловещая. Ни одного человека поблизости, ни единой машины, даже ветер, казалось, прекратил трепать кроны деревьев. Мир замер и ждал лишь того, что станет делать дальше это чудовище с обгоревшим куском мяса заместо лица. Убьет себя или будет жить, как будто ничего не случилось? Свершится ли возмездие, или он поведет себя, как большинство людей, которые льют слезы, а на следующий день пытаются найти замену многолетней привязанности в тех, кто еще недавно был чужим и далеким? Сделает ли шаг, чтобы доказать силу своей любви или разрешит себе жить, зная, что своими руками убил ангела, который пришел к нему на помощь? 

И тогда я сделал шаг вперед…