Трудно сказать, какая нелегкая занесла меня, корреспондента известной московской газеты, в этот тихий провинциальный городок. Наверное, я просто устал от шума и вечной беготни, автомобильного рева и высотных зданий. Взяв отпуск, я набил в сумку недельный запас вещей и сел в электричку. Мне было все равно, куда ехать. Впервые за долгое время я никуда не спешил и ни о чем не думал. Я просто решил сойти на ближайшей понравившейся станции и поискать жилье.
Да, забыл представиться. Меня зовут Евгений. Просто Евгений, без всяких фамилий и отчеств – здесь, в этой провинциальной глуши, подобные инициалы кажутся слишком обременительными. Я обосновался в первой попавшейся деревушке и жил здесь вот уже три дня, наслаждаясь одиночеством и тишиной. А сегодня меня почему-то нестерпимо потянуло к людям. Видимо, сказывалась давняя привычка быть в курсе всех новостей – все-таки профессия журналиста накладывает на тебя определенный отпечаток, избавиться от которого не просто даже здесь, в этом Богом забытом месте.
Отыскав небольшую забегаловку, я был очень удивлен, увидев в ней старенький черно-белый телевизор и толпу народа, собравшуюся вокруг. Оказалось, это едва ли не единственный телевизор на всю деревню, и люди нередко собирались здесь все вместе, чтобы посмотреть интересный фильм или послушать концерт. Взяв пива, я присел за свободный столик. Пиво оказалось разбавленным и явно не свежим – после московских ресторанов пить такую муть откровенно не хотелось. Но не выливать же? Местным завсегдатаям такой фокус со стороны столичного гостя вряд ли придется по вкусу – они и так косились на меня весьма подозрительно.
Судя по оживленным выкрикам вокруг и знакомой мелодии, по телевизору начинались новости. Смотреть на экран не было никакой возможности – люди стояли в несколько рядов и с интересом ожидали начала программы. Я же полностью обратился в слух. Однако, попробуйте услышать хоть что-нибудь, когда каждое слово ведущей комментирует нестройный рев голосов! С грустью осознав, что разузнать о жизни в стране мне не удастся, я хотел было покинуть кабак, как вдруг толпа народа разразилась громкими криками. Это всеобщее ликование заставило меня обернуться. Просто захотелось посмотреть, чему могут так радоваться люди, живущие в этой провинциальной глуши, в этом странном, по сути первобытном мире, существенно отличающемся от моего.
Встав со стула, я втиснулся в толпу, обратив взор на экран. Картинка рябила, да и люди постоянно толкались, мешая мне сосредоточиться и уловить суть. Наконец, удалось подойти поближе.
– Сегодня был вынесен приговор известному олигарху Александру Малинковскому, – произнесла ведущая новостей. — Он был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорен к девяти годам лишения свободы…
А затем показали ликующую толпу возле зала суда, их кричащие транспаранты и вздернутые вверх руки. Похожая картина наблюдалась и в забегаловке. Беззубые, в дырявой и изъеденной заплатками одежде, с грязными ногтями и волосами, торчащими в разные стороны, эти люди радовались так, как будто состояние олигарха вот-вот должно было упасть на их личный счет в солидном банке. Они прыгали и кричали, жали друг другу руки и просили продавщицу у стойки налить им еще водки, хотя многие и так едва держались на ногах. Но им хотелось еще. Чтобы упасть и растянуться прямо здесь, на полу, а затем, слегка протрезвев, тащиться в полуразвалившийся дом, где лежит хорошо припрятанная от жены самогонка. И снова нажраться до блевоты.
– И правильно! – кричал мужчина, почесывая свое волосатое пузо, вываливающееся из дырявых штанов. – Наконец-то! Так и надо этим олигархам поганым! Не хрен добро народное разворовывать!
– А зачем оно тебе, добро-то народное? – не удержался я. – Все равно ведь пропьешь.
– А это уже мое дело, как с ним поступить, — не растерялся мужик. – Пусть он мою долю назад вернет, а я разберусь, что с ней делать…
* * *
В 1987 году Александр только начинал свой бизнес, продавая паленую водку и коньяк, а я в то время учился на последнем курсе МГУ и подрабатывал в районной газете. Жизнь свела нас абсолютно случайно. Когда мне поручили взять интервью у кого-нибудь из предпринимателей новой волны, я поспрашивал знакомых ребят и практически все указали мне именно на Малинковского. Уже тогда он был хорошо известен в определенных кругах и выделялся среди других подобных дельцов бульдожьей хваткой и каким-то нечеловеческим стремлением выбиться в люди.
Интервью у нас получилось скомканным. Разговорить Александра было непросто, многие вопросы он игнорировал, объясняя это тем, что не может раскрывать основ своего во многом нелегального бизнеса. Его можно было понять — в то сумасшедшее время удержаться на плаву удавалось далеко не каждому. В стране царил самый настоящий беспредел, а человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Тем не менее, Александр мне понравился. Он не был представителем полукриминального быдла, устремившегося в столицу со всех частей нашей необъятной родины – Малинковский показался мне интеллигентным и, пожалуй, даже скромным человеком, четко представляющим, чего он хочет и знающий, как этого добиться. Мы обменялись телефонами и договорились поддерживать связь.
Спустя некоторое время Александр завязал с алкоголем и переключился на компьютеры. Дело это оказалось вполне легальным, а прибыли приносило не меньше. Он одним из первых бизнесменов обзавелся серьезной криминальной крышей. Малинковский легко находил общий язык с людьми, и бандиты не стали исключением. Объяснив на пальцах, что выпотрошив его до дна, они упустят солидные дивиденды, которое может принести только долгосрочное сотрудничество, Александр добился того, что крыша стала относиться к нему не как к обычному барыге, а как к равноправному партнеру. Бандиты тщательно оберегали Малинковского от нападок конкурентов и родной милиции, позволяя ему плодотворно трудиться во благо общего дела.
Конечно, один Александр бы не справился – у него были верные и надежные друзья. Они знали друг друга едва ли не с самого детства и могли не опасаться сдачи или гнусной подставы. Для того времени подобное братство расценивалось как нонсенс. Люди не доверяли друг другу, мечтая хапнуть и поскорее исчезнуть, переключившись на другое дело. Малинковский был не таким. Он пришел в бизнес вместе со своими людьми и вместе с ними же успешно его развивал. Когда Александр решил создать банк, на него посмотрели с недоумением. Одно дело – водка и компьютеры, но банк – это гораздо более сложное и серьезное мероприятие. Однако, Малинковский и слушать не хотел о том, что не сдюжит.
Я позвонил ему, и узнав о намерении открыть банк задал лишь один вопрос:
– Саш, у тебя есть деньги, есть успешный бизнес. Зачем тебе что-то новое? У тебя ведь никакого опыта в этой области нет!
– Понимаешь, Жень, – ответил он мне. – Мы живем в сумасшедшее время. Каждый день открываются новые перспективы, и ухватившись за них сейчас, лет эдак через пять можно будет сорвать очень солидный куш.
И в этом был весь Малинковский. Ему всегда хотелось большего.
Александр быстро понял, что для успешного бизнеса мало обладать лишь светлой головой. Чиновничьи препоны и совковая бюрократия очень мешали, не давали двигаться вперед теми темпами, о которых грезил Малинковский. Александр хорошо разбирался в экономике и быстро подсчитал, что понесет колоссальные убытки, если в ближайшее время дело не сдвинется с мертвой точки. Именно тогда он и принялся умасливать всех без исключения людей, от которых зависело принятие важных для его бизнеса решений. Малинковский не жалел денег на подкупы и взятки. Он вывозил чиновников в роскошные особняки, поил их водкой и предоставлял самых лучших женщин, а если бюрократы продолжали артачиться и нарушали договоренности, Александр пересылал им видео с их любовными подвигами, и чиновникам, боявшимся скандалов и разоблачений, приходилось идти у него на поводу. Через инвестиционные конкурсы Малинковский начал скупать промышленные фабрики и заводы. Он предполагал, что в будущем это принесет ему солидные барыши, и как всегда не ошибся.
– Ты знаешь, – сказал он мне как-то раз, – я иногда чувствую себя таким уставшим. Всем надо дать на лапу, всех подкормить. Эти красномордые толстозадые чиновники строятся в очередь и тянут свои потные ладони к моим деньгам. Чтобы построить бизнес в этой стране, надо обладать поистине ангельским терпением. В первую очередь мне приходится думать не о развитии, а о том, кого бы еще умаслить, чтобы это развитие стало возможным в принципе.
К середине 90-х годов Александр был уже очень богатым человеком. Он мог позволить себе многое, но останавливаться на достигнутом не желал. Нет, денег ему хватало уже сейчас. Он мог обеспечить себя, родителей, внуков и даже детей своих внуков. Но жить, ни к чему не стремясь, казалось ему просто не интересным.
– Тут одно дело намечается, – сказал он, когда мы встретились с ним в ресторане. –- Если ничего не сорвется, это будет просто блеск!
– А что за дело? – поинтересовался я, видя горящие глаза Александра.
– Пока не могу ничего говорить, старина. Боюсь сглазить. Но ты знаешь, я все сделаю, чтобы заполучить этот многообещающий проект.
Я знал. А через месяц после нашего разговора услышал в выпуске новостей, что Малинковский приобрел нефтяную компанию ЮСТОС. Это известие шокировало даже меня. В девяностые годы за черное золото в России убивали легко и непринужденно. В этой борьбе гибли и уголовные авторитеты, и крупные финансовые дельцы, и даже чиновники. Она не жалела никого, и, признаться, я очень беспокоился, что Малинковского постигнет та же печальная участь. Пробиться в этот бизнес было непросто, а удержаться почти невозможно, но Александр вновь вышел победителем. Я знал Александра уже долгое время, но каждый раз поражался его умению решать проблемы и находить выход из любого положения. Когда нефтяная война разгорелась с новой силой, я не выдержал и позвонил Малинковскому.
– Может, выйдешь из этого гадюшника, пока не поздно? – спросил я. – Это ведь чистое самоубийство.
– Жень, ты за меня не волнуйся. Здесь то же самое, что и везде, просто уровень другой. Кого-то купить, кого-то попугать, и дело пойдет.
– Саша, но ведь у вас там каждый день кого-то мочат.
– Меня не замочат, Жень, поверь – у меня надежная крыша. Так в прессе попыхтят чуток и успокоятся. Кстати, хочешь, пристрою тебя. Возглавишь пресс-службу, а уж зарплатой я не обижу.
– Спасибо, Саш, но мне и в газете все нравится.
– Ну смотри. Если что, я тебе всегда рад.
– Я знаю. Удачи!
– Пока!
Я не лукавил. Нынешняя работа меня полностью устраивала, тем более, что районную газету, где начиналась моя деятельность, я к тому времени уже успел сменить на солидное столичное издание. Конечно, у Малинковского я мог получать в десять раз больше, но к огромным деньгам, в отличие от своего давнего знакомого, почти не стремился. А Александр между тем взялся за новое дело с присущей ему бульдожьей хваткой. Он разогнал лодырей и бездельников, а оставшемуся персоналу, который действительно хотел работать, существенно увеличил зарплату и пообещал серьезные перспективы. Малинковский пресек воровство и наладил производство. Вскоре его новый бизнес стал приносить просто фантастическую прибыль.
Его ненавидели уже тогда. За постоянное стремление к совершенству, за желание что-то изменить, за то, что он не шел на уступки, предпочитая переть напролом. Продажные газеты писали о его замках и увезенных заграницу миллионах, о том, сколько он наворовал и сколько еще наворует. Они прошлись по всей биографии Малинковского, черня и поливая грязью имя, которым он так дорожил. Телевидение старалось не меньше. Александр стойко реагировал на подобные нападки, но один раз не выдержал и позвонил мне.
– Слушай, – сказал Малинковский. – Вот объясни, почему они не говорят о том, что я развиваю производство, обеспечиваю рабочими местами кучу людей, строю больницы, вкладываю деньги в детские дома?
– А зачем им писать об этом, Саша? Кому это интересно?
– А кому интересно, что я вывожу заграницу капиталы? Естественно, какие-то деньги туда уходят, но какой дурак будет хранить их в этой стране? Объясни мне, Женя. Я ведь точно знаю, что не все материалы проплаченные. Некоторые пишут из идейных соображений, они действительно считают, что я обворовываю народ. Но пусть они придут на мои заводы, пусть поговорят с теми, кто работает в ЮСТОСе. Кого из них я обманул?
– Саша, не горячись. Дело не в тебе. Просто в нашей стране не любят богатых.
– Но ты можешь объяснить мне почему?
– Это риторический вопрос, Саша. Я не знаю, что на него ответить.
– Ладно. Кстати, насчет денег. Если хранишь деньги в банках – лучше забери их оттуда в ближайшее время.
– А что такое?
– Я все сказал, Женя…
А через пару недель грянул памятный финансовый кризис, когда банки лопались один за другим, а население лишилось с таким трудом заработанных денег. Малинковский хоть и был готов к такому повороту событий, потерь все же не избежал. На его ЮСТОС начали покушаться все кому не лень, желая оторвать кусок пожирнее. Были тут и западные кредиторы, и губернаторы, и чиновники всех рангов и мастей. Но Александр все подобные попытки пресекал на корню. Он был лидером по натуре, и сломать его было совсем непросто. Многие пытались это сделать, но потерпев неудачу, бежали кто куда зализывать раны. Малинковский был жестким человеком. Он никогда не прощал своих недругов, прекрасно понимая, что почуяв слабину, на его немалое состояние тут же накинется стая стервятников.
Между тем, шумиха в прессе разгорелась с новой силой. В чем только не обвиняли Малинковского. Казалось, он был исчадием ада, виноватым во всех смертных грехах – от торговли наркотиками до разворовывания страны. Александр не любил журналистов и терпеть не мог давать интервью, но однажды я все-таки прочитал его слова в одной из московских газет:
«Я не понимаю, почему в нашей стране принято называть ворами всех, кто зарабатывает большие деньги? Да, я небедный человек, но покажите мне, кого я ограбил, кому залез в карман? Все, что у меня есть, я добился сам. И мне хочется, чтобы русские люди тоже стремились к этому, а не лежали на печи, рассуждая о том, кто и сколько украл у них из кармана».
Отбросив газету, я позвонил Малинковскому.
– Жестко ты сказал, Саша. Не поймут этого в нашей стране.
– А мне плевать, Женя. Она задавали мне вопросы, а я откровенно на них отвечал.
– Ты наживаешь себе врагов.
– Одним больше – одним меньше. Разве это имеет значение? Ты знаешь, эта газета не напечатала больше половины из того, что я говорил.
– А было что-то еще?
– Конечно. Я сказал, что не понимаю, чего ждут от меня люди. Почему я должен работать по двадцать часов в сутки, а затем делиться с теми, кто ничего не делает? Еще рассказал про откормленных чинуш, которые мечтают прийти на все готовенькое и греть свои толстые задницы, а когда что-то идет не так, как им хочется, на мои предприятия буквально на следующий день приезжает налоговая.
– Ты сумасшедший, Саша. Неужели ты думал, что они это напечатают?
– Я хочу, Женя, чтоб мы жили в нормальной стране, со свободной прессой и могли называть вещи своими именами. Меня не устраивает то, что происходит сейчас. Меня это бесит, понимаешь. Я общаюсь с западными партнерами, которые нормально живут и не беспокоятся, что власть отберет их бизнес, что их закажут или обольют грязью в прессе. Я хочу, чтобы то же самое было и в нашей стране.
– Тогда тебе надо стать президентом.
– Хм… интересное предложение. На досуге я подумаю об этом…
Шли годы. Малинковский не сбавлял оборотов. Он поглощал все новые и новые предприятия и расширял свой бизнес. Александр блистательно проявил себя в ЮСТОСе и стал одним из лидеров в нефтяной отрасли. Его капиталы росли, а вместе с ними росли и его амбиции.
– Ты знаешь, – сказал он как-то, – я хочу, чтобы в нашей стране выросло новое поколение людей, которое придет нам на смену и сможет добиться успеха. У которого не будет ущербного совкового менталитета, этого позорного позыва хапнуть и убежать.
– И что же ты задумал?
– Я открою школы, Женя. Школы для одаренных детей из бедных семей. Без всякого блата и прочей шелухи. Школы, где будут работать самые лучшие педагоги, и где будет стоять самое современное оборудование. Надо думать о будущем, Женя. Пока наши чиновники заняты лишь разворовыванием бюджета, им явно не до этого. Но ведь кто-то должен задуматься о таких вещах.
И Малинковский сдержал свое слово. Уже через пару лет специализированные школы под патронажем ЮСТОСа открыли свои двери для первых учеников. И они действительно принимали детей, ориентируясь на их одаренность, а не толстый родительский кошелек. На предприятиях Малинковского вовремя платили зарплату. Эти деньги, а также масштабные социальные программы помогали безбедно существовать тысячам людей из самых разных городов России. Но и это не расположило к Малинковскому средства массовой информации. Там его по-прежнему ругали и обличали во всех смертных грехах. И народ верил в это. Люди, едва сводившие концы с концами, на полном серьезе полагали, что из-за Малинковского и таких, как он они не могут позволить себе самых элементарных вещей. Они ненавидели Александра и с остервенением проклинали его, сидя в своих развалившихся квартирах среди потрескавшихся стен и протекающих потолков…
А вскоре поползли слухи о том, что Малинковский нацелился на президентское кресло и начал активное сотрудничество с партиями, стоящими в оппозиции к власти. Говорили, что Александр задумал бросить вызов всей политической системе и подорвав ее изнутри, построить на ее месте новую – прозрачную, открытую, вызывавшую доверие. Хорошо зная Малинковского, я полагал, что слухи вполне могут оказаться правдой. Это было так на него похоже…
– Саш, ты это серьезно насчет президентского кресла? – спросил я, когда он нашел свободное время и вырвался ко мне на дачу.
– Ну да. Помнишь, ты же сам мне об этом говорил.
– Да я уже забыл сто раз.
– А вот я помнил и много об этом думал. В конечном счете, ты прав. Если хочешь что-то изменить, нужно надеяться только на себя.
– Но зачем тебе это? Ты ведь ничего не понимаешь в политике!
– То же самое ты мне говорил и про банк, помнишь? Однако, тогда все получилось.
– Но политика – это совсем другое. Неужели ты не понимаешь, ее законы отличны от законов бизнеса?
– Женя, президентское кресло – это самая заветная вакансия из всех возможных. Вершина карьерной лестницы, понимаешь? Это вызов для меня. Такой же вызов, как банк, ЮСТОС. Я добился в бизнесе всего, что хотел, почему бы не попробовать себя в другой ипостаси?
– В тебе говорят амбиции.
– Не только они. Я считаю, что смогу помочь этой стране не скатиться в пропасть. Я научу людей зарабатывать деньги, научу их мыслить по-другому, смогу вырвать эту совковую ущербность из их голов.
– Ты очень рискуешь, Саша.
– А я по-другому не могу. Ты ведь меня знаешь…
Я знал. Из разных источников до меня доходили весьма любопытные слухи. Говорили, что Малинковский скупает чиновников оптом и в розницу, заигрывает с различными политическими движениями и прет напролом. Как всегда. Не страшась никого и ничего, с головой погружаясь в новое для себя дело. Но если об этом знал я, наверняка, знали и другие – те, кому совсем не хотелось чего-то менять и лишаться насиженных мест. Они не могли допустить, чтобы какой-то богатый выскочка вмешался в их размеренную жизнь и указывал им, что делать. Над Малинковским постепенно сгущались тучи, но он то ли не замечал этого, то ли не придавал должного значения. Пожалуй, это была его первая и самая серьезная ошибка за все время, которое я его знал…Впрочем, допустить ее мог любой. Когда всю жизнь ходишь по лезвию бритвы и чем-то рискуешь, чувство опасности притупляется, и ты уже не обращаешь внимания на вещи, которые заставили бы насторожиться любого другого человека.
А затем произошел этот злосчастный арест и напряженный судебный процесс с множеством процессуальных ошибок и преднамеренных нарушений, с липовыми обвинениями и не менее липовыми доказательствами. Власть не простила Малинковскому его дерзости и теперь устраивала показательный суд в назидание другим. У Александра отнимали все. ЮСТОС, в который он вложил столько сил и средств, акции, капиталы, недвижимость. Его хотели ободрать, как липку, прилюдно унизить, выставить растратчиком народного достояния и подлецом. Я очень хотел навестить Александра и порывался сделать это несколько раз, но свидания с ним предоставляли только близким родственникам и адвокатам.
Впрочем, Малинковский не нуждался в поддержке. Он мужественно переносил тяготы неволи и с печальной улыбкой наблюдал за тем, как разжиревшие чинуши и подкормленные судьи делят нажитое им добро. А когда ему приносили прессу, он с безразличием просматривал кричащие заголовки о торжестве справедливости и закона и удивлялся разве что особенностям советского менталитета, который всего лишь несколько месяцев назад так мечтал истребить. Но не успел… И теперь вынужден был сидеть на холодных нарах, в то время как стервятники, обличенные властью, продолжали чернить его имя в газетах и на телевидении, обвиняя все в новых и новых грехах…
Я не мог безучастно наблюдать за всем этим. Не мог работать, не мог ни на чем сосредоточиться. Купив две бутылки водки, я поехал к своему старому другу и уединившись с ним на кухне, принялся изливать душу …
– Объясни, – спрашивал я, основательно захмелев, – почему такие умные люди сидят в тюрьме?
– Значит, он не слишком умный, этот твой Малинковский. Смотался бы заграницу и жил, как человек.
– У него снесло крышу, понимаешь? Он думал, что он всесилен, всемогущ. Что он может изменить этот сраный мир.
– На кого он попер, Женя? Он на власть попер. На святое. А это никогда ничем хорошим не заканчивается.
– Да про таких людей книги писать надо. Неужели ты не понимаешь, что он и ему подобные должны быть примером для остальных? Примером, как выбиться из говна. Как за счет ума и характера добиться всего, а не плакать о том, что ты бедный, несчастный и обездоленный. А в нашей стране из них делают воров! Говорят, что быть богатым плохо. Раз богатый – значит, живет не честно. Это же полный бред! Как можно рассчитывать, что наша страна выберется из кризиса, если люди думают, что все богатые – сволочи и подонки?
– Только не надо делать из него святого мученика, я тебя умаляю. Я понимаю, что он был твоим знакомым, но за ним немало грешков. Скажешь, он не нарушал законы, не давал взяток, не уклонялся от налогов?
– Да это делают все вокруг. Давай тогда пересажаем все взрослое население страны и отправим в лагеря. Вот прямо завтра, а? И что тогда получится?
– А у нас, Женя, никогда ничего не получится. Что хотел твой Малинковский? Чтобы бедные не завидовали богатым? Этого не будет никогда. Этого нет ни в одной стране мира. Всегда будут те, кто работает до седьмого пота, и кто лежит на печи и жалуется на жизнь. Это естественно.
– Нет, это совсем не естественно. Ни в одной стране мира нет такой ненависти и черной зависти. Я сейчас даже не о Малинковском. Если у соседа красивый дом – нашему проще порушить его и успокоиться, чем скопить денег и построить себе такой же. Мы ущербные люди. И ты, и я, и все вокруг. Нас сделали такими, понимаешь? Сделало это серое общество, это быдло, мечтающее ничего не делать и жить в шоколаде. Но самое интересное, знаешь что?
– И что же?
– Что все это быдло, которое поносит Малинковского последними словами, мечтает пробить себе дорогу в жизнь, как сделал Саша, но у них нет для этого ни мозгов, ни характера, вот и исходят они ненавистью и злобой, вот и радуются сейчас, что Малинковского кинули за решетку. А вместо этого – плакать надо. Если в стране стыдно быть богатым — это неправильная страна. Потому что дальше катиться некуда. Это тупик…
* * *
И вот сейчас я стоял посреди кабака и видел эту ликующую толпу, приветствующую арест Александра. Они дергались в порыве экстаза, как дикие обезьяны. И даже их смех больше всего напоминал звериное улюлюканье.
– Девять лет это даже мало за все его воровство, – кричали одни.
– Да его вообще казнить надо, а все деньги раздать народу, – заявляли другие.
– А может, и правда, раздадут… – доносились откуда-то полные надежды голоса изрядно подвыпивших граждан…
«Вот так, – подумалось мне. – Поделить и раздать – как же все просто. Ничего не изменилось с коммунистических времен. И никакой Малинковский эту ущербность из голов не выбьет, как бы гением он не был. Для этого нужно время и смена поколений, причем не одна. Эх, Саша-Саша, зачем же ты ввязался в это гиблое дело…»
Я подошел к женщине, стоявшей за прилавком и попросил бутылку водки. Услышав знакомое слово «водка», многие развернулись в мою сторону, надеясь, что я приглашу их выпить за свой счет. Но я не приглашал. Вместо этого я уставился в экран телевизора и внимательно посмотрел на Александра, сидевшего на скамье подсудимых.
– Слышь, мужик, – обратился ко мне один из посетителей кабака. – Может, это… Угостишь, а? Ты не подумай чего, я верну… потом
– Вернешь, значит?...
– Конечно, – заулыбался он. – Просто сейчас трубы горят. Ну ты ведь понимаешь…
– Понимаю, – улыбнулся я, лакая огненную воду прямо из горлышка. – Значит, тебе деньги нужны, да?
– Э… ну да.
– Тогда держи, – с улыбкой ответил я, вынимая кошелек. – И вы все, — продолжал я, обращаясь к посетителям забегаловки. – Вам же всем так нужны деньги, а заработать вы их, конечно, не можете. Вам бы все отнять, да поделить. Так держите!
Я был порядком пьян, и слабо понимал то, что делаю. Я доставал денежные купюры и кидал их на пол. Толпа людей тут же кинулась на землю и принялась с жадностью собирать их, пихая и отталкивая друг друга.
– Подавитесь, – кричал я. – Берите все. Вам же только это и надо…
Но они не слышали моих слов. С жадностью глотая воздух, они дрались за мои сотенные и даже десятирублевые купюры и кричали, чтоб я кидал их еще и еще. Им все было мало… Когда кошелек опустел, я взглянул на экран телевизора, и увидел, как Сашу в наручниках выводят из зала суда...
